Спектакль «На дне»
Небольшой драматический театр (НДТ)

Егор Королёв(5 ноября 2009):

<div> <h3>Благоухание цитруса среди грязи</h3> <p>Сквозь удушливую атмосферу нищеты и заброшенности в зал пробивается терпкий аромат апельсинов. Даже если бы этот прием остался единственной режиссерской находкой, постановку «На дне» Эренбурга уже стоило бы причислить к числу самых ярких театральных работ Петербурга. Как же надоели безжизненные спектакли, где создатели слепо следуют тексту, а актеры механически произносят реплики! В этом контексте версия НДТ подобна глотку чистого воздуха посреди затхлого болота современного театра. Эренбург не просто бредет по этой трясине — он ныряет в нее с размаху, поднимая фонтаны брызг, которые летят прямиком в зрительный зал.</p> <h3>Переосмысление классики</h3> <ul> <li>Хрестоматийные персонажи предстают в неожиданном свете — и к финалу я безоговорочно принимаю эту Анну, этого Луку.</li> <li>Верю в потасовку без ударов, в самоуничтожение без пафоса, в любовь, переплетенную с предательством.</li> <li>Спектакль насыщен деталями, теми самыми режиссерскими нюансами, которых так не хватает на современной сцене.</li> </ul> <p>Кажется, эти находки рождались спонтанно — во время читки пьесы или на репетициях, в порыве вдохновения. Правда, цирковые трюки с огнем и сигаретами можно было бы сократить, но это частности...</p> <h3>Эстетика Додина и фон Триера</h3> <p>В постановке незримо витает дух спектаклей Льва Додина и кинематографа Ларса фон Триера. Их объединяет:</p> <ul> <li>глубина философской идеи,</li> <li>мощный актерский ансамбль,</li> <li>лаконичность сценографии,</li> <li>виртуозное использование звука,</li> <li>стирание границы между сценой и залом,</li> <li>смелая игра с телесностью.</li> </ul> <p>«На дне» мог существовать лишь в камерном пространстве — здесь важно, чтобы зрителя пробирала дрожь не только от внезапно рухнувшего забора.</p> <h3>Грань между гениальностью и провокацией</h3> <p>Не будь в спектакле безупречного актерского взаимодействия, не случись на каждом шагу режиссерских озарений, не лягут музыка так органично на канву повествования, не будь в основе текста Горького — постановку можно было бы счесть мрачной стилизацией. Вывести на подмостки жалких, кричащих существ — казалось бы, и все. Но Эренбург идет дальше, ведя за собой публику. Я отвлекаюсь от исходных мотивов классика и осознаю: недовольные жизнью люди — повсюду, и корни их бед — в них самих. Возможен ли выход из порочного круга нищеты и страсти? Только ли через кровь и боль? Нет. Даже при избытке физиологизма финал дарует катарсис. Любовь обретает первостепенность, а лишения становятся лишь фоном. И вот уже объятия калеки и бродяги на сцене кажутся искреннее всех театральных романтических дуэтов.</p> </div>

00

Антон Жерздев(2 декабря 2011):

<div> <p>Эренбург остаётся верен себе, однако на этот раз — не в сотрудничестве с привычным соавтором. Тот, кто хоть раз наблюдал за постановками этого театра, в определённой мере уже знаком со всеми его работами, что нисколько не умаляет значимости и грандиозности творческого процесса. Как всегда у Эренбурга, исполнители пребывают в состоянии предельного эмоционального накала (за исключением разве что Сатина, который неизменно лежит в глубоком алкогольном забытьи). При этом, в отличие от иных театров, здесь градус переживаний не имитируется — он подлинный, выстраданный. Отдельные артисты мастерски воплощают образы персонажей с психическими и телесными недугами.</p> <p>Здесь же проявляется ещё одна характерная черта режиссёрского почерка — обилие изысканных решений, где произносимые реплики причудливо переплетаются с действием. Однако, увлекаясь подобными остроумными ходами, постановщик порой излишне вольно обращается с реальностью. В полукомедийных произведениях вроде «В Мадрид! В Мадрид!» это сходит ему с рук, но Горький, как известно, комедий не сочинял. Чрезмерное количество этих режиссёрских «шуток» низводит высокую драму борьбы человеческого духа за своё достоинство до банальной пошлости. Да, персонажи искренне мучаются на подмостках, но с тем же эффектом они могли бы на глазах у публики потрошить котов, сопровождая это весёлыми байками.</p> <p>При всей моей признательности за преданность делу актёров и изобретательность режиссёра, создаётся впечатление, что суть пьесы так и не была донесена до зрителя.</p> </div>

00

Alexandra 87(17 марта 2010):

<div> <h2>«На дне»: отражение горьковского мира сквозь призму неожиданных образов</h2> <h3>Спектакль «На дне» от 03.11.09</h3> <p><strong>Режиссёр:</strong> Лев Эренбург</p> <h4>Актёрский состав:</h4> <ul> <li><strong>Михаил Иванович Костылёв</strong> (хозяин ночлежки) — Евгений Карпов</li> <li><strong>Василиса Карповна</strong> (его супруга) — Ольга Альбанова</li> <li><strong>Наташа</strong> (её сестра) — Мария Семёнова</li> <li><strong>Васька Пепел</strong> — Сергей Уманов</li> <li><strong>Андрей Митрич Клещ</strong> (слесарь) — Юрий Евдокимов</li> <li><strong>Анна</strong> (его жена) — Хельга Филиппова</li> <li><strong>Настя</strong> (молодая девушка) — Светлана Обидина</li> <li><strong>Квашня</strong> (торговка пельменями) — Татьяна Рябоконь</li> <li><strong>Бубнов</strong> (картузник) — Константин Шелестун</li> <li><strong>Барон</strong> — Даниил Шигапов</li> <li><strong>Актёр</strong> — Кирилл Сёмин</li> <li><strong>Сатин</strong> — Алексей Харитоненко</li> <li><strong>Лука</strong> (странник) — Вадим Сквирский</li> <li><strong>Кривой Зоб</strong> — Татьяна Колганова</li> </ul> <h3>Размышления о постановке</h3> <p>Спектакль «Дно» приобрел неожиданные средиземноморские нотки и цитрусовый аромат. Однако некоторые трактовки вызвали вопросы...</p> <p>Образ Луки показался неоднозначным — в моём восприятии он не совсем совпал с горьковским оригиналом. В этой постановке странник предстаёт скорее молодым человеком, подстрекающим обитателей ночлежки к «лучшей» жизни, но при этом сам оказывается уязвлённым их реакцией и грозится покинуть их. Такое прочтение характера пока не нашло отклика в моём сознании.</p> <p>Эмоциональные всплески, которые в «Мадриде» воспринимались органично, здесь порой переходят границы — чрезмерное биение о стены с кровавыми последствиями...</p> <blockquote> «Гудит у меня голова... эх! И зачем люди бьют друг друга по башкам?»<br> <span>Бубнов. «Они не только по башкам, а и по всему прочему телу».</span> </blockquote> <p>Сатин, всегда казавшийся мне центральной фигурой, здесь оказался на втором плане. Его знаменитые слова:</p> <blockquote> «Так... Надоели мне, брат, все человеческие слова... все наши слова - надоели! Каждое из них слышал я... наверное, тысячу раз...» </blockquote> <p>— воплотились в персонажа, который преимущественно молчит или хрипло произносит отдельные фразы. Возможно, это своеобразный режиссёрский ход — «молчи, за умного сойдёшь»...</p> <p>Барон и Актёр также не вполне соответствовали моим ожиданиям. Зато Костылёвы, Наташа, Пепел, Клещ, Настя и Бубнов были воплощены удивительно точно.</p> <h3>Общее впечатление</h3> <p>Несмотря на спорные моменты, спектакль оставил скорее положительные эмоции — настолько, насколько это возможно для произведения под названием «На дне».</p> <p>Итальянские мотивы и сочные апельсины, в которые вгрызаются герои, словно в кисло-горько-сладкую жизнь, создают неожиданную метафору. Каждый из обитателей ночлежки пытается выжать из существования то, на что способен — кто-то сок, кто-то лишь горькую кожуру...</p> </div>

00

Елена Ковальская(3 марта 2009):

Лев Эренбург прошел путь от врача скорой помощи до художественного руководителя, основав в Санкт-Петербурге Небольшой драматический театр вместе со своими учениками. Его можно назвать режиссером, чьи актеры буквально зажигаются на сцене, будто прошедшие через электрический разряд. Дважды его работы были представлены на фестивале «Маска»: сначала спектакль «На дне» из Петербурга, а затем — магнитогорская «Гроза», удостоенная главной награды в категории малых форм. Обе постановки вошли в программу «Маска Плюс», и первой зрители увидят горьковскую драму, исполненную с энергией молодости и осознанием того, что жизнь — всего лишь временное пристанище.

00

lannanboun(26 января 2010):

Спектакль «На дне» в исполнении НеБДТ стал для меня ярчайшим театральным впечатлением последнего времени. После финальных аплодисментов не возникало желания покидать зал — так сильно было погружение. Даже элементы эпатажа, вплетенные в постановку, воспринимались органично и уместно. На протяжении всего действия не отпускало чувство подлинности и глубины происходящего на сцене. А послевкусие от увиденного можно охарактеризовать лишь как просветление. Отдельная благодарность актерскому составу и режиссеру за этот душевный подарок.

00

Марфа Некрасова(22 ноября 2008):

<div> <h2>«На дне»: человечность среди обломков</h2> <p>В пьесе «На дне» среди груды ящиков, обломков досок, едва работающего умывальника и обтрепанных лоскутов обитатели ночлежки, несмотря на внешнюю грубость, сохраняют в себе подлинную человечность. Их поступки, пусть и облеченные в варварскую форму, полны глубокого смысла и эмоций.</p> <ul> <li> <span>•</span> Клещ, переживающий болезнь Анны, проявляет к ней всю нежность, на которую способен его огрубевший характер. </li> <li> <span>•</span> Анна отвечает ему теплотой — незаконченный свитер, который она пытается довязать для мужа, становится символом их несостоявшейся любви. </li> <li> <span>•</span> Даже жестокая Василиса воздерживается от рукоприкладства по отношению к сестре. </li> </ul> <p> В этом мире случайно опрокинутый самовар становится событием, а пьяные перепалки — формой общения, где за грубостью скрывается сострадание: стоит кому-то пошатнуться, как остальные тут же подхватывают его под руки. </p> <h3>Образы, выписанные с беспощадной правдой</h3> <p>Лука в этом произведении — не умудренный жизнью старец, а опустившийся пьяница, чьи слова истины вырываются случайно, как бы помимо его воли. Его вопрос умирающей Анне — «Ты помираешь, что ли?» — звучит одновременно цинично и пронзительно. Таким — резким, истеричным, далеким от всякой идеализации — и задумывал его Горький.</p> <p>Но когда жизнь покидает Анну, и апельсин выпадает из ее окоченевших пальцев, именно Лука в порыве отчаяния засовывает фрукт себе в рот, чтобы заглушить крик боли. Этот жест красноречивее любых слов говорит о глубине его переживаний.</p> <h3>Унижение и мечта</h3> <p>Сцена, где Барон по приказу Актера становится на четвереньки ради глотка водки, обнажает всю глубину падения:</p> <ol> <li>Он покорно выполняет унизительное требование</li> <li>Выпив, выплескивает остатки спиртного в горшок покойной Анны</li> <li>Начинает лакать как пес, имитирует собачьи повадки</li> <li>В финале — кусает Актера за брюки и заливается лаем</li> </ol> <p>И все же даже в этом аду каждый хранит в душе мечту о спасении, о своем «городе», где возможна иная жизнь. Вера в это чудо жива, хотя и задавлена отчаянием.</p> <blockquote> «Город на «с» — Иерусалим. Небесный, вечный…» — произносит умирающая Анна, находя в последние мгновения утешение в этом образе. А Настя добавляет: «Есть такой город, Мекка. Ты приходишь туда, и все тебе рады. Только идти туда очень долго…» </blockquote> <p>Литературная интерпретация пьесы М. Горького «На дне»</p> </div>

00